Когда Престон потерял сестру, он и не подозревал, как скоро судьба преподнесет ему очередной сюрприз. А она возьми, да и впихни в его жизнь невзрачное 14-летнее существо… Будь он трезв – и не глянул бы в ее сторону, но по пьяни какие только идеи не придут в голову..

ссылка на работу:   https://ficbook.net/readfic/6980800

Работа объемна, впроцессник на 400 страниц. Но если кого-то заинтересует - милости прошу.
Никакой чернухи, несмотря на то, что первые главы могут навести на подобную мысль.

ЧАСТЬ 1. ПРЕСТОН. Глава 1

       Начало этой истории положила встреча. Странная, но, если судить законами высших кармических связей, вполне закономерная.
     
      «Рыжий лис» — бар на окраине Стрейленд-Авеню, где по вечерам собирались ребята с бабками и без, умные и не очень, серьезные и легкомысленные, ожесточенные и у которых в душе еще осталась хоть капля человечности.
      За стенами «Рыжего лиса» спал город, большинство жителей которого, живя повседневной жизнью обывателей, полной забот и рутинных дел, и не подозревали, что город их поделен на секторы, каждый из которых контролируется той или иной группой, которую копы называли всем знакомым словом — банды. В основном членами банд становились подростки, чаще всего из неблагополучных семей. Впрочем, иногда среди членов банд можно было встретить и далеко «не бедных» — отпрысков вполне приличных и даже респектабельных семей.
      Этого Престон никогда не понимал. Он не понимал людей, имеющих кров, пищу и счета в банке, которые, приходя в банду, искали лишь острых ощущений, пытаясь поднять авторитет в своих собственных глазах, повыпендриваться перед сверстниками, пытаясь показать свою крутизну и клевость. Он не понимал их, потому что они не понимали всей серьезности принимаемых ими решений, не отдавали отчета тому, что могут потерять все, бездумно променять благополучие и стабильность на тюремный срок и несмываемое пятно на репутации на всю оставшуюся жизнь.
      Таких людей он распознавал сразу, стоило лишь внимательно заглянуть в их глаза. У «случайных» не было той безысходности, которая была присуща тем, у кого действительно не было выбора. Они были словно белые вороны и никогда не заслуживали его доверия.
      Жизнь жестока. На улице царят свои законы и они одинаковы для всех. И самое первое и главное правило, которое должен усвоить человек, попадая в категорию отбросов общества, изгоев — выживает сильнейший, и чтобы выжить по этим законам, ты должен бороться за свою жизнь, отстаивать свои права, доказывать, что ты человек, а не собака. Будь расторопней, ловчей, хитрей, чем другие. Будь сильным, или погибни. «Красный петух» — нейтральная территория. Несмотря на то, что здесь тусовались члены разных банд, этот бар по всеобщему негласному соглашению был тем островком относительного спокойствия и безопасности, где не устраивали разборок, где никто не хватался ни за кастет, ни за нож, ни за пушку. Здесь встречались друзья и враги, сюда редко совалась полиция. Здесь отдыхали. Здесь заключали сделки. И если кто-то кого-то оскорблял в «Красном петухе» — счет за оскорбление всегда выставлялся вне его стен.
     
      Он сидел и пил. Пил весь вечер. Он пил самые крепкие напитки, имеющиеся в этом баре, но не мог утопить в них свое горе.
      Две недели назад умерла его сестра. Ее застрелили.
      С тех пор он пил. Пил без остановки. Он не хотел никого видеть — ни друзей, ни врагов. Он больше вообще никогда не хотел видеть людей.
      Он заказал новую порцию «Джек Дэниэлс» и бармен не посмел ему отказать. Он давно усвоил — с Томом Престоном лучше не ссориться.
      Он взял виски и задумчиво посмотрел на темную жидкость. У нее был цвет застоявшейся крови. Густая, теплая, липкая кровь. Кровь его сестры.
      Он поколыхал стакан, сжал его и с силой стукнул им по столу. Стакан раскололся, и жидкость растеклась по дереву коричневатой лужицей.
      Бармен серьезно взглянул на него со своего места за барной стойкой, но ничего не сказал, только кивнул официантке, чтобы та пошла, вытерла стол. Он знал, что происходит с Томом Престоном.
      Здесь все об этом знали — об этой чертовой перестрелке между какими-то мудаками, унесшей жизнь его сестры, сообщали в вечерних теленовостях. В его ушах до сих пор звучал голос диктора: «Сегодня на пересечении Экчейнд-Стрит и Коссут-Лейн произошла еще одна трагедия. Жертвой бандитских разборок стала десятилетняя Элеонора Престон. По имеющимся у нас данным, она была членом одной из подростковых банд. Что это — месть? Мы не знаем. Неоспоримо одно — на улицы стало небезопасно выходить даже днем, не говоря уже о вечернем времени. Банды воюют между собой, и в этой войне все чаще и чаще гибнут невинные, мирные жители…».
      Он в щепки расколотил стул о стену и пришел сюда, в «Красный петух». Заказал выпивку. Потом еще. Потом еще и еще…
      Что могли знать эти телевизионщики о его сестре или о ее жизни? Ни черта!
      Его сестру убили. Случайно. Она не была членом банды. Ей было всего десять! И она была просто его сестрой. Она возвращалась от школьной подруги, когда раздались выстрелы.
      Он ее любил, очень любил. Она была его семьей. Несмотря на разницу в возрасте в восемнадцать лет именно она была ему поддержкой все годы с тех пор, как его мать угорела от дыма, заснув с зажженной сигаретой, а отец умер спустя четыре года после этого от коронарной закупорки сердца. А теперь вот нет и ее. Он остался один.
      Одинокий двадцативосьмилетний человек, у которого хватает друзей, способных посочувствовать и поддержать, но которому не нужно было их сочувствие, не была нужна их жалость. Ему нужна сестра, нужна Элли. Живая и веселая. Маленькая девочка, которая, возможно, понимала его лучше кого бы то ни было.
      Но ее больше нет. Ее не вернуть.
      Если бы Престон знал, что за подонок ее застрелил, тот был бы уже мертв. Но он не знал.
      Случайное убийство… Шальная пуля… Дерьмо!
      Он слез со стула и…
      Нет, домой он не пойдет. Он сойдет с ума в этих четырех стенах, где еще совсем недавно серебристым перезвоном звенел голос его сестренки.
      А где он провел предыдущую ночь? Он не смог вспомнить.
      Кажется, он дошел до предела. До своего предела.
      Хватит. Хватит напиваться, иначе добром это не кончится.
      Он пойдет к друзьям. Они помогут. Найдет Криса или Мака, или Фломика на худой конец: кто-то из них наверняка сейчас все еще торчит в автомастерской. Они помогут ему все это пережить и не сойти с ума. Да, они сумеют.
      В своей жизни ему довелось повидать немало смертей, и, сделав вывод из каждой из них, он усвоил — в минуты безысходного горя человеку нельзя оставаться одному. Нужно, чтобы рядом кто-то был. Нужно, чтобы рядом был контролер.
      Он повторял себе это все время со дня похорон сестры, но до сих пор не предпринял в этом направлении ни единого шага.
      Были другие идеи. Дурные идеи. Идеи отчаявшегося человека.
      Нащупав в кармане ключи от машины, он шатающейся походкой побрел к выходу.
      И уставился перед собой, наткнувшись на неожиданно возникшее на пути препятствие.
      Пьяный взгляд скользнул по угловатой худенькой фигурке в дешевом ситцевом платье, запыленных туфельках, по большой спортивной сумке, прижимаемой к почти несуществующей груди тонкими руками. Она испуганно таращилась на него своими большими глазами, которые в свете тусклого освещения казались черными.
      Впервые за эти дни он пожалел, что пил.
      Они стояли в дверях — он, намереваясь покинуть свое временное пристанище, она — по всей вероятности, стремясь туда попасть.
      Для своего пьяного хозяина, не менее пьяный мозг все же выбросил флажок с предостерегающей надписью: «Несовершеннолетняя».
      Он не знал, что такого она увидела в его глазах или выражении лица, только пальцы ее, державшие сумку, судорожно вцепились в ткань, а ноги попятились к выходу.
      Заметив это, он улыбнулся.
      На ее лице теперь была написана чистая паника. Она повернулась, чтобы бежать, но налетела в полутьме на какого-то здоровяка и со сдавленным вздохом отпрянула назад.
      Он поймал ее за руку и потянул к себе. Она что-то сказала, но он не услышал ее, и предприняла отчаянную попытку вернуть себе свободу.
      Он не соображал, что делает. Он просто сжал ее руку и потащил за собой.
      Она кричала. Она сопротивлялась. Она умоляла отпустить ее.
      Но, глухой к словам, он упрямо тащил ее за собой.
           
* * *
   
      Ее звали Дженнифер. Он узнал об этом на следующее утро. Кажется, она сама ему представилась. В какую-то секунду ему даже показалось, что она в него чем-то запустит. Может, и запустила бы, окажись под рукой что-нибудь подходящее. А потом вдруг, как по волшебству, снова превратилась в перепуганного, забившегося в угол ребенка, так что он уже и не был уверен в том, что ее имя не его личная слуховая галлюцинация. Иногда такое бывает. Особенно с крепкого двухнедельного запоя.
      Чувствовал он себя прескверно. Разламывающая виски боль сводила с ума, превращая каждый шаг, каждое движение в сущую пытку.
      Он прошел в ванную, и одного взгляда на свое отражение в зеркале хватило, чтобы его вывернуло наизнанку прямо в раковину.
      Взгляд зацепился за зубную щетку, лежавшую на полке рядом с гелем для бритья и станком «Джиллет». С омерзением представив вяжущий привкус зубной пасты во рту, он подумал: «К черту свежее дыхание. К черту бритье. Сойдет и так».
      Желудок свел очередной спазм, и он снова склонился над раковиной.
      Понадобилось порядочно времени, прежде чем до него, наконец, дошло, что его желудок возмущает не наличие остатков алкоголя в крови, а отсутствие чего-нибудь съестного в самом желудке.
      Он не был голоден, его мозг не подавал ему никаких положенных в таких случаях сигналов, но этим утром его мозг, похоже, пребывал в глубокой коме.
      Престон тяжело прошаркал на кухню. Он не был дома… несколько дней?.. не имел желания сюда возвращаться и, все-таки, вернулся.
      Да еще, как выяснилось, не один.
      Он заглянул в общую комнату, которая, как теперь казалось, в прошлой жизни была комнатой его сестры и одновременно гостиной.
      Девчонка все так же сидела в уголке с видом перепуганного насмерть зверька.
      Дженнифер?..
      Он стряхнул задумчивость, вернулся на кухню и открыл холодильник. Из съедобного там оказался сыр, подгнившие яблоки да с десяток яиц. Он попытался вспомнить, когда в последний раз ходил за покупками в супермаркет. Не смог.
      Брякнув сковороду на плиту, он поджарил яичницу, натер сыр на терке и притрусил им сверху свой скудный завтрак. Поставил чайник — к счастью, кофе у него водился всегда. Закурил.
      Снова заглянул в общую комнату.
      — Эй, — позвал он, не решаясь назвать ее по имени. — Есть хочешь?
      Она не ответила. Просто смотрела, но он был не в состоянии понять, что за мысли она ему посылает.
      — Ну, как знаешь, — пробормотал он.
      Есть совсем не хотелось, но он все же заставил себя проглотить половину приготовленной порции, как хозяин бросает кость голодному псу, чтобы тот заткнулся и не лаял до времени основной кормежки.
      Его пес-желудок довольно уркнул и утихомирился.
      Допивая кофе, он неожиданно задался еще одним, куда более актуальным вопросом.
      — Эй, — позвал он, заходя в комнату. — Ты почему не ушла, пока я был в ванной?
      Впервые за все время их странного общения в ее глазах мелькнула живая осмысленность. Она посмотрела на него, как на идиота, но ничего не сказала.
      Может она немая, подумал он тогда, но спрашивать больше ни о чем не стал.
      На повестке дня была куча вопросов, адресованных самому себе.
      И все они были связаны с этой совершенно незнакомой ему девчонкой. Он даже не помнил толком, как она оказалась у него в квартире.
      Была также пара вопросов, задаваться которыми у него не было никакого желания.
      Из водоворота мыслей его вырвал телефонный звонок.
      Он вернулся на кухню, потянулся к телефону и, сняв трубку, произнес усталое «Да?».
      Секундная пауза и дружеский голос произнес:
      — Привет, черт тебя подери. Приятно наконец-то поговорить с тобой лично, а не с твоим долбанным автоответчиком.
      Крис. Дружище Крис, как всегда верный себе.
      Губы Престона тронула улыбка.
      — И тебе утро доброе.
      — А оно доброе?
      Конечно, Крис Лейн не мог знать о его, проведенной в пьяном угаре, операции под кодовым названием «Дженнифер» и, задавая свой вопрос, дружище Крис имел в виду совсем другое. Но неожиданно даже смерть сестры отошла для Тома Престона на второй план, уступив пальму первенства проблеме в лице сжавшегося в комочек в углу его гостиной серого невзрачного существа женского пола. Еще недавно он желал, чтобы она незаметно убралась, теперь же, прочистив мысли тремя кружками крепкого кофе, был рад, что она все еще находилась в зоне его досягаемости.
      Он понял, что не может ее отпустить. Пока, во всяком случае. Он не знал ни кто она, ни откуда, а проблем с копами ему и так хватало. Нужно быть осторожным. Нужно выпытать у нее то, что его интересует, получить ответы на вопросы, которые ему крайне необходимы, а потом пусть убирается на все четыре стороны.
      Его осенила идея. А почему нет? Все равно девчонка молчала, как партизан времен гражданской войны, поэтому вариантов он видел два: либо она перепугается еще сильнее, так что вообще забудет речь родную, либо смена обстановки встряхнет ее, и она наконец-то перестанет буравить его обвиняющим взглядом и найдет в себе силы ответить на его чертовы вопросы.
      — Ты где сейчас? — спросил он трубку, и трубка ответила голосом его друга:
      — В мастерской: разбираю счета и рекламные проспекты.
      — Встретимся у старого склада через полчаса.
      И повесил трубку прежде, чем Крис успел его о чем-либо спросить.

ЧАСТЬ 2. ПРЕСТОН. Глава 2.

— Ну, хватит! — бросил Престон раздраженно, уже жалея о своем импульсивном решении.
      На него вопрошающе таращились две пары глаз, одна из которых принадлежала Крису Лейну, вторая — Филиппу Рейзу, которого все ребята из автомастерской называли чудаковатым прозвищем «Фломик».
      Том не ожидал, что Крис притащит с собой еще кого-то, поэтому и сам немного растерялся, увидев на площадке заброшенного торгового склада Лейна и его «тень».
      Том знал, что когда Фломику по большому счету нечем было заняться в арендуемом им гаражном боксе по покраске автомобилей, он мог увязываться за кем-то из ребят, просто так, чтобы убить время. Он был миролюбивым и в целом славным парнишкой двадцати лет, и, несмотря на то, что родом был из вполне обеспеченной семьи, предпочитал сам оплачивать свое обучение в колледже, и платить за квартиру, которая больше напоминала каморку, в которой и мыши были горбатые, но ряд бытовых неудобств Фломика, похоже, не смущал. Том знал, что отец Филиппа работал далеко не рядовым бухгалтером в какой-то финансовой корпорации, а мать преподавала математику в одной из городских школ. Родители хотели, чтобы сын пошел по их стопам и связал свою жизнь с цифрами. Они настояли, чтобы Филипп поступил на экономический факультет, что он и сделал в угоду родителям. Однако очень скоро парень пришел к выводу, что жить со своим экономическим образованием придется ему, а не его родителям и, будучи натурой творческой, перевелся на факультет живописи и фотографии.
      Когда Филипп пришел к Престону в гараж и выразил желание арендовать один из его боксов для «возможности реализовать на практике новаторские идеи современного искусства» предложив при этом двадцать процентов от выручки, Том был не просто обескуражен этим предложением — он был серьезно насторожен и обеспокоен вопросом адекватности восприятия этого парня происходящих в его жизни событий. И согласился на эту сомнительную сделку Престон только потому, что парнишка, пусть и выглядевший безобидным тщедушным мечтательным ботаником в целом, вызвал у Тома симпатию и почему-то жалость. А еще в какой-то степени Рейз его заинтриговал — очень уж хотелось узнать, что такого креативного может создать парень, посещавший лекции по живописи.
      Филипп внес арендную плату за два месяца вперед и стал «обживаться»: привез оборудование, горы банок и баллончиков с краской, коробки с кисточками, еще кучу всякой всячины. С Престоном и другими ребятами, работавшими в гараже, Рейз общался мимоходом, но при этом с таким неподдельным дружелюбием, будто знал их всех лет сто, не меньше.
      Однажды отец сказал Тому: чтобы правильно относиться к людям, надо представить себя на их месте, а потом решить, как бы ты хотел, чтобы к тебе относились. Глядя на Фломика, Престон подозревал, что когда-то и этому парню кто-то дал аналогичный совет.
      Когда Рейз представил им на обозрение свое первое «произведение», у них был шок, граничащий с частичным параличом верхних и нижних конечностей и полным параличом важнейшего средства человеческого общения — языка.
      Все, что Том Престон знал о живописи, сводилось к скупой информационной строчке, сохраненной его памятью со школьной скамьи: живопись — это вид изобразительного искусства, произведения которого создаются с помощью красок, наносимых на какую-либо поверхность.
      В ту минуту, когда Филипп Рейз выгнал из покрасочного бокса на площадку перед гаражом автомобиль, с которым работал около двух недель, Престону открылась совершенно новая сфера возможностей применения художественной росписи.
      Пока они с недоверием ходили кругами вокруг «креатива» Фломика, тот объяснял, что при работе над «объектом» он использовал монохромную живопись. Он вещал о том, что передача объема и пространства связана с линейной и воздушной перспективой, светотеневой моделировкой, использованием тональных градаций и пространственных качеств теплых и холодных цветов, но вряд ли кто его слышал: все смотрели на автомобиль и… потихоньку начинали верить своим глазам.
      Это был серебристый седан разрисованный под пулю в полете. Фактически он выглядел как некий выпущенный из мощного орудия снаряд. Престону тогда еще подумалось, что у хозяина этого авто непременно будут проблемы с дорожной полицией.
     
      Заброшенный торговый склад у городской черты был их неким условленным местом: если кто-то из них назначал здесь встречу — жди неприятностей.
      Склад представлял собой длинное строение из кирпича и листовой стали, с небольшим количеством окон, из которых как зубы акулы торчали осколки выбитых стекол; уцелевшие окна были замазаны краской. В дальнем конце склада располагались погрузочные ворота, у которых его и поджидал Крис со скучающим Фломиком.
      Они не сказали ему ни слова, даже не поздоровались, оба сразу задали вопрос — глазами в которых, как драгоценные камни, поблескивало недоумение.
      Желваки Престона нервно подергивались, он неуверенно поглядывал то на друзей, то на девочку-подростка, которую привел с собой. При этом держал он девчонку за руку так, будто боялся, что она вырвется и убежит.
      Крис первым нарушил молчание:
      — Том, э-э-э… может, отпустишь ее руку и мы…отойдем, поговорим? Здесь закрытая территория — никуда она не денется.
      С сомнением взглянув на друга, Престон, нахмурив брови, посмотрел на девчонку.
      — Фломик, — позвал он, не сводя глаз с ее лица, — присмотри за ней.
      — О’кей, босс!
         
* * *

            — Может расскажешь, что происходит? Я понимаю, почему ты забросил дела, никого не желаешь видеть, уходишь в запой, выпадаешь из жизни на полторы недели… Но вот ты возвращаешься в строй… и за руку приводишь с собой малолетку, на которую достаточно один раз взглянуть, чтобы понять: она здесь далеко не по своей воле. Что все это значит, Том? Кто она такая? И что она делает здесь?
      — Кто она такая — я не знаю, — признался Том. — Я ничего о ней не знаю. Помню только, что увидел ее в «Рыжем лисе»…
      У Лейна отвалилась челюсть.
      Натолкнувшись на ошеломленный взгляд друга, Престон посчитал необходимым внести большую ясность.
      — Нет, это не то, о чем ты подумал. Я хочу сказать… Не знаю. Я просто схватил ее за руку и потащил к себе домой.
      В глазах его друга мелькнул ужас:
      — Ей лет четырнадцать! Что она делала в «Рыжем лисе»? — И, наконец: — Ты с ней?.. — Крис не озвучил вопроса полностью, но в голосе Лейна отчетливо звучал вопрос, упрек и отвращение одновременно.
      Престон потер висок и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
      — Крис, я был пьян в стельку.
      — То есть, ты не помнишь?
      — Нет. Поэтому и не отпустил ее до сих пор. Если я перешел черту…
      — Она может подать заявление в полицию и обвинить тебя в изнасиловании.
      — Браво, Шерлок, — с горечью похвалил его Престон. — Но меня беспокоит не только это. Понимаешь… она же еще совсем ребенок.
      Лейн с сомнением поглядел на девочку: в тоненьком ситцевом платьице, худенькая и невзрачная, со светло-русыми волосами, сколотыми сзади заколкой, она была похожа на угодившего в ловушку беззащитного мышонка. Бледная и напуганная, с блестевшими в глазах и готовыми покатиться по щекам слезами, она имела такой жалкий вид, что у Криса невольно защемило сердце. Не хотелось бы ему узнать, что его друг причинил ей какое-либо зло.
      — А она сама что говорит?
      Не получив ответа, он поднял взгляд на Тома и понял, что тот испытывает к девчушке аналогичные чувства: что бы там ни произошло прошлым вечером, Престон искренне в этом раскаивался.
      Крис тронул друга за локоть, чтобы вернуть его внимание и снова задал свой вопрос.
      — Она молчит. Не знаю, умеет ли она вообще говорить.
      Они в молчании посмотрели друг другу в глаза.
      — Спроси ее, Крис.
      — Спросить о чем?
      — Ты меня прекрасно понимаешь, черт тебя подери!
      — Рехнулся? Я не стану этого делать. Ты заварил эту кашу, ты сам и должен все выяснить. И чем быстрее, тем лучше — она не может находиться здесь бесконечно. А что как ее уже ищут? Расспроси ее, пригрози, если понадобится, и пусть катится. Разошлись, как в море корабли, Том. Все — точка.
      — Постой, — неожиданно перебил его нотацию Престон. — Посмотри-ка туда… Ты видишь? Фломик с ней болтает!..
     
      — Путешествия — это клево, — Филипп улыбнулся и мечтательно посмотрел на небо. — Я и сам всегда хотел путешествовать, ну, знаешь, накопить деньжат и рвануть автостопом куда-нибудь на север, в Канаду. Люблю природу и прохладу, ненавижу жару. Может, когда-нибудь так и сделаю…
      Фломик опустил голову и с любопытством посмотрел на девочку: он чувствовал, что его болтовня чуть-чуть сняла скованность и страх, который читался по тому, как она держалась и смотрела. Она, несомненно, была до смерти чем-то напугана. Или кем-то.
      Боковым зрением он заметил приближающихся к ним парней.
      — Эй, ребята, знакомьтесь: это — Дженни, — радостно объявил он подошедшему Тому и Крису. — Дженни, знакомься, — он ткнул пальцем в сторону Лейна, — этого здоровяка при рождении нарекли Крисом, а того, — он быстро взглянул на Тома и тут же отвел глаза, — этого, напугавшего тебя типа, все кличут Томом Престоном.
      — Ты закончил? — поинтересовался Крис.
      — С официальной частью — да, — невозмутимо ответил Фломик.
      Дженни, подумал Том, что это — уменьшительное от «Дженнифер»?
      — Твое полное имя Дженнифер? — спросил он, надеясь, что она ему все же ответит.
      — Дженнифер Джет Прайс, — именно в тот момент, когда Престон уже решил, что она все-таки его проигнорирует, девчонка ответила. Будто ребенок на уроке, который пытается наконец-то ответить на вопрос, которого он боится, возможно, коварный и на самом деле слишком трудный для него. — Меня зовут Дженнифер Джет Прайс, я приехала в этот город, чтобы разыскать свою тетку Каролину Прайс. А теперь, благодаря вам из вещей у меня осталось только то, что на мне сейчас надето и никаких документов, потому что… — она запнулась и судорожно сглотнула, — потому что я потеряла свою сумку, когда…
      По ее щеке скатилась крупная слеза и, отведя в сторону взгляд, она умолкла.
      Когда.
      Сердце Тома ухнуло куда-то вниз. Похоже, черту дозволенного он все же переступил.
      В воздухе повисла тяжелая атмосфера неловкости и стыда.
      — Я что-то не совсем понял, — Фломик в совсем несвойственной ему манере нахмурил лоб. В голосе его зазвучала готовность выступить обвинителем на судебном процессе. — Том что, силой заставил тебя переспать с ним? Тебе сколько лет?!
      — Ну все, с меня довольно твоего трепа! — неожиданно для всех, зло проревел Престон.
      Рейс и Лейн вытаращились на него. Их новая знакомая заметно вздрогнула; по ее щеке скатилась еще одна слезинка.
      Последовавшая за этим тишина показалась всем какой-то неестественной.
      Взяв себя в руки, уже спокойнее, Том добавил, обращаясь к девочке:
      — Нам надо поговорить.
      Ее глаза слегка сощурились, так, словно она оценивала свои шансы выбраться из этой переделки живой, либо же мысленно о чем-то его спрашивала. Престон поймал себя на том, что его начинают раздражать эти ее телепатические игры в одни ворота.
      Он добавил волшебное слово, по глубокому убеждению многих открывающее ворота к любому общению:
      — Пожалуйста.
      Она взглянула на Фломика, словно спрашивая его одобрения (так, что Престону неожиданно захотелось врезать парню), бросила короткий взгляд на Лейна, и только после этого посмотрела на него: она была напугана — да, но все же готова к переговорам.
      Она кивнула.
     
   
* * *

   
      — Расскажи мне о том, что вчера произошло… после того, как я привез тебя к себе домой.
      Краем уха Том услышал, как рядом глубоко вздохнул Крис. Он не сомневался, что при этом тот закатил глаза. Престон решил отгородиться от неодобрительных фырканий друга и полностью сконцентрироваться на вопросе номер один.
      Он посмотрел на девочку. Он дал себе слово не отводить своего взгляда от ее глаз, пока все не выяснит. Ее взгляд поймать было нелегко, но, наконец, ему это удалось.
      Она смутилась и покраснела, но глаз, слава богу, не отвела.
      И вот он снова видел ее глаза так же близко, как в «Красном петухе» с той разницей, что сегодня он мыслил более четко и ясно и боялся последствий.
      — Очень важно, чтобы ты мне ответила, — сказал он, едва сдержав свое неожиданное желание взять ее ладони в свои. — Я применял к тебе силу, принуждал к чему-нибудь? Я совершил в отношении тебя какое-то… насилие?
      Пауза, образовавшаяся после его вопроса и ее ответом, растянулась для Тома Престона в вечность.
      — Да, — сказала она, и Том почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось. Словно через слой ваты он услышал, как выругался Крис.
      Значит, он все же сделал это. Опустился до такой степени, что сам себе стал противен.
      Наклонясь, он оперся ладонями о бедра: голова стала чугунной, в желудке запекло, словно в него плюхнули кислоты.
      — Ты насильно притащил меня к себе в квартиру, — сказала девочка тихо. — Ты запер дверь, а ключ положил себе в карман, и я вынуждена была просидеть возле тебя целую ночь.
      Том слегка приподнял голову.
      — Ты напугал меня. Напугал так, что я боялась дышать, находясь в одной комнате с тобой, боялась так, что даже не решалась сходить в туалет.
      Он медленно поднял глаза и выпрямился, глядя на нее со всем вниманием, на которое только был способен.
      — Напугал так, — продолжала девочка, и голос ее постепенно набирал силу и высоту, — что я даже не думала о том, чтобы сбежать — боялась разбудить тебя, потому что не знала, чего еще можно ожидать от пьяного невменяемого парня. — В ее глазах заблестели слезы, но сейчас она не позволила им пролиться. — Я потеряла свои вещи. Все деньги, что у меня были, тоже находились в сумке. По твоей вине я теперь никто и звать меня никак, потому что моя метрика и те немногие документы, что были у меня с собой и могли подтвердить, что я существую, тоже лежали в той проклятой сумке. Все, что у меня осталось — это адрес моей тетушки, к которой я приехала, и то только потому, что я его запомнила. — Она махнула рукой в сторону видневшихся за складом крыш небоскребов. — Я здесь ничего и никого не знаю. Я приехала сюда, потому что у меня не было другого выхода…
      Две слезинки скатились по ее щекам, и она замолчала.
      Повисла тишина, и все же на этот раз она не была такой тягостной.
      — Дженни, — позвал Том, и она подняла свои покрасневшие глаза. Он в первый раз назвал ее по имени, и ее слуху было приятно, как прозвучало ее имя: мягко и приглушенно. — Ты ведь понимаешь, о чем я хочу знать?
      Сначала она не ответила, но потом кивнула. Она видела, как после ее короткого утвердительного «да» полученного им на свой первоначальный вопрос в его глазах словно что-то умерло. Он не повторил вопроса, но он остался в устремленном на нее пристальном взгляде.
      — Ты притащил меня к себе домой и завалился на диван, — сказала девочка, кулачками размазывая слезы по щекам. — Ты был так пьян, что сразу же заснул. Даже не раздевшись.
      Стоп. А ведь правда. Он проснулся утром с таким похмельем, что утру доброму не обрадуешься. Голова у него и сейчас раскалывалась, но кофеин и адреналин страха, гулявший в его крови, делали ее менее ощутимой. И сейчас его мозг был способен анализировать поступавшую в него информацию.
      Так и есть: он проснулся в той же одежде, что была на нем сейчас. В одежде, которую не снимал вот уже несколько дней.
      — Я просто заснул?
      — Ты не заснул, ты вырубился, — хмуро уточнила Дженнифер и увидела, как в его глазах появляется то, что умерло в них несколько минут назад: надежда.
       — Это точно?
      Она ничего не ответила. За губы ответили ее серые с едва уловимой голубизной глаза: она посмотрела на него пристально и внимательно, словно доктор, ставящий больному диагноз «даун».
      Том услышал, как где-то за его спиной кто-то с трудом подавил вырвавшийся смешок. Крис. Фломику такая сдержанность в проявлении чувств была не свойственна.
      — Мне нужно в туалет, — сообщила она собравшимся и добавила с нажимом. — Очень.
      Престон вскочил на ноги и завертел головой. Справить нужду в окружавших территорию склада зарослях кустарника ей он предложить не осмелился. Он вспомнил, что где-то в здании склада есть раздолбанный санузел.
      — Да, конечно.
      Он свистнул, подзывая Фломика, со скучавшим видом пинавшего по пыльной земле сдувшийся футбольный мяч. Тот оказался возле них в два прыжка.
      — Отведи ее в туалет.
      На вопросительный взгляд парня, Том нетерпеливо пояснил:
      — Покажи ей туалет в здании.
      Пару секунд Фломик анализировал полученное задание, потом растянул рот в улыбке, словно забавляясь услышанной шутке.
      — Пойдем, милая, — сказал он весело. — Только хочу предупредить, чтобы ты не ожидала слишком многого.
      Дженнифер совершенно не поняла смысла отпущенной им реплики, но послушно последовала за своим неординарным провожатым, которому отчего-то доверяла гораздо больше, чем другим двум парням.
     
     
* * *

      — Похоже, все обошлось, — поделился с Престоном своими соображениями Лейн, когда они остались одни, — с ее стороны тебе ничто не угрожает.
      — Думаю — нет.
      — Ты ей веришь?
      Том не колебался, ответив лаконично и твердо:
      — Да.
      — Ну, слава богу, хоть с этим проблем не будет…
      Их диалог прервал изумленный возглас Филиппа. Не сговариваясь, оба парня встревожено повернули головы к зданию склада.
      Рейз с обескураженным и даже каким-то обиженным видом протягивал руки: одну в сторону Лейна и Престона, другая, с растопыренной пятерней была выброшена в след несущейся по двору со всех ног девчонке.
      Она бежала в сторону ворот, через которые ее привезли на территорию склада. Ворота не были «заперты» на цепь — въехав, Том не стал выходить из машины, боясь, что девчонка воспользуется этим и попытается сбежать. Ха-ха.
      Она была уже у цели, когда Престона запоздало сорвало с места.
      — Том! — крикнул Крис. — Оставь ее!
      Но Том Престон уже скрылся за воротами.
      Бормоча проклятья, Крис подбежал к зачарованному Фломику, имевшему в эту минуту такой вид, будто он стал свидетелем какой-то аномалии.
      — Куда она побежала? — и прежде чем слова затихли на его губах, Крис осознал всю абсурдность своего вопроса. — Почему ты не погнался за ней?
      Фломик моргнул, и зачарованность в его взгляде сменилась полным непониманием адресованного ему вопроса.
      — А зачем? — спросил он, удивленно.
      И то верно. На кой-черт Престон пустился за ней вдогонку, если, как выяснилось, никакой угрозы для него она не представляла. Без денег, без документов… Она не пойдет в полицию… или все же… может подать заявление и…
      Крис совсем запутался. Нужно было разобраться со всем этим раз и навсегда.
      Велев Филиппу возвращаться, перейдя с шага на бег, он решил срезать путь через пустырь, что раскинулся за горсткой растущих на северной стороне площадки деревьев. Он не представлял, в какую сторону ему направить свои стопы, потому что совершенно не мог предположить, куда понесут ноги горе-находку Тома Престона, по ее словам, в совершенно чужом ей городе.