I
Выстрел. Снова оглушающий грохот разнесся далеким эхом по бескрайней, пустынной земле. За многие годы мы успели привыкнуть к этому звуку, и он звенел в ушах уже не так сильно.
— Плюс семь. Итого семьдесят три. Против девяноста двух у капитана, — подытожила наше с Бэйном соревнование капрал Лисманн.
Я обернулся к ней с легкой ухмылкой.
Девушка стояла, держа дальномер на уровне груди, свободной рукой утирая стекающие по лицу струйки пота. Кожа ее за месяцы пребывания в пустыне стала смуглой. Я бы даже сказал, шоколадного оттенка. А всему виной неуставная форма одежды. Большую часть времени она расхаживала по базе в подвернутых брюках и майке, обвязав форменную рубашку за рукава на поясе. Мало того, что любой высокопоставленный штабной офицер при проверке может дать за это по шее, так еще наша уважаемая вызывает у остальных самое настоящее животное влечение. Я пытался бороться с этим, но вскоре убедился, что всё бесполезно. Впрочем, понять ребят тоже можно. Некоторые здесь не первый год и ежедневно жарятся под палящим солнцем. А с женщинами тут и вовсе дефицит. Есть, конечно, местные, но те больше похожи на обезьян, нежели на человека в целом. Да и неизвестно, чем такие похождения могут закончиться. Доблестные имперские силы были встречены этой страной, мягко говоря, с неодобрением. Хотя не совсем так. На самом деле, нас открыто и честно ненавидят. Зазеваешься на городском рынке — и можешь уже не вернуться обратно в расположение части. Не любят нас местные аборигены, и все тут. Мы тоже стараемся не контактировать лишний раз.
— Кажется, победа моя, — подтвердил я очевидное, внимательно глядя на сержанта.
— Капитан Росс, вы, как всегда, бесподобны, — улыбнулась мне в ответ Хелена.
— Ну что, Бейн? Теперь мы знаем, что ты не только в карты играешь хреново, но и стреляешь не лучше. В чем дальше планируешь мне проиграть?
— А слабо вам сойтись со мной один на один в рукопашном бою? — предложил тот, ухмыляясь. Сержанта всегда было видно издалека, и отличался он от остальных весьма существенно: здоровенный двухметровый и лысый мужик, обмотавший голову дурацким шемагом, словно бедуин.
— Нашел в чем ровняться, — усмехнулся я. — Ты вон какая горилла, к тому же молодой и энергичный.
— Ну, так вы же опытнее. Или все-таки боитесь проиграть? — азартно заулыбался он.
— Кого мне бояться? Тебя? К тому же я уверен, что разделаюсь с тобой за пару приемов. Это я тебе так сказал, чтоб ты совсем не отчаялся.
— Тогда договорились? Каковы ставки?
— Хм… Дай-ка подумать… Если я проигрываю, то оплачиваю всей нашей компании праздничный ужин в твою честь. Если проигрываешь ты, то даешь пятьдесят кругов вокруг базы в полной экипировке. Согласен?
— Как-то нечестно выходит. Вам не кажется?
— Так я же ведь старший по званию. Мне можно. К тому же, это приказ. Вызвался, значит, иди до конца.
— Но… — начал было Бэйн.
— Посмотри на это дело с другой стороны. У тебя есть стимул к победе. К тому же, ты сам предложил.
— Так точно, капитан! — сержант вытянулся по стойке «смирно».
— Лисманн, у вас в этом деле самая важная роль.
— Знаю-знаю. Наблюдать и документировать ваш триумф.
— Точно, Лисманн.
— Спасибо за доверие, капитан, — Хелена выпрямилась и бодро отдала мне честь.
Но через секунду ее улыбка сменилась недовольной миной. Девушка встала ко мне вполоборота и слегка отвернула голову, нашептывая что-то под нос. Бэйн тоже заволновался. Неужели проверка? Эта мысль выдернула меня из реальности на пару мгновений, а затем я резко поднялся со своего раскладного стула и оглянулся — как раз в ту сторону, куда так неодобрительно поглядывали мои подчиненные.
К счастью, нашим гостем был не очередной штабист-чистоплюй, а всего-навсего лейтенант Беккер. К этим двоим он имел очень неоднозначное отношение, и это было взаимно.
— Опять сейчас нудеть начнет, — шепнула Лисманн сержанту.
— Вам заняться нечем? — лейтенант кинул свой грозный офицерский взгляд на солдат, напоминающих сейчас двух провинившихся щенят. — Почему личный состав с самого утра страдает хернёй? Ты сержант или кто? Просто так имперскую форму носите?! Бегом в расположение взвода! — отчитав Бэйна, он переключил внимание на Хелену. — А вы? Вы похожи на деревенскую девку, а не солдата. Немедленно привести свой внешний вид в порядок!
— Так точно, лейтенант, — Хелена бегом рванула в сторону казармы.
Я все это время стоял чуть в стороне, прислонившись спиной к стене из мешков с песком, и наблюдал, как он учит бойцов порядку. Ну, а что? В общем-то, правильно делает. Кто-то ведь должен этим заниматься.
После раздачи указаний всем, кто попался ему на пути, лейтенант заметил меня и подошел ближе.
— Доброе утро, капитан Росс.
— И тебе не болеть, Беккер. Не жестко ты с ними? Вроде не зеленые уже, а ты все равно гоняешь.
— Ты их и так сильно избаловал, капитан. Впервые вижу, чтобы офицер так со своими подчиненными общался. Вы, разве что не целуетесь при встрече.
— Ну ладно, ты ещё меня поучи, как с личным составом обращаться. Мы с ними не первый день знакомы и в разном дерьме побывали, хотя, что я тебе рассказываю. Ты и сам ведь все знаешь. У меня к таким людям больше любви и уважения, чем к самой привилегированной штабной крысе, которые только и могут, что указы всем раздавать и нарушения в блокнот записывать, а как дело доходит до реальных дел — жопой в грязь садятся.
Лейтенант, судя по всему, даже не вслушивался в мои рассуждения, во всяком случае, мне так казалось. Он стащил на землю один из мешков и, сев на него, уставился куда-то вдаль, погружаясь в свои мысли.
— Слушай, лейтенант. С тобой все хорошо? Ты каким-то помятым выглядишь. Не первый раз уже замечаю, — рассматривая его синяки под глазами, сменил я тему.
— Да как тут хорошо-то будет? Чего хорошего вообще может быть в этой выгребной яме? Грязь, песок, местные дикари и снова песок. Сколько мы уже тут сидим? Два месяца?
— Пятьдесят семь дней, если быть совсем точным.
— Один хрен.
— Ты, никак, по адреналину соскучился? В бой захотелось? Умереть не терпится?
— Да уж лучше умереть, наверное, чем так вот штаны просиживать.
— Не нравится мне твой настрой. Не эксперт я в таких делах, но очень советую тебе обратиться к нашему психологу. Как раз по его части разговоры.
— Дело не в этом, капитан. Просто… — он резко остановился и глубоко вздохнул, словно собираясь с духом.
— Что?
— Два года назад я получил ранение в ногу. Тут меня лечить отказались, отправили в полноценный имперский госпиталь. После стационарного лечения дали еще две недели на реабилитацию. Я воспользовался моментом и поехал домой.
— И что там? Случилось что-то?
— Скорее: «чего не случилось». Ничего не случилось. Я приехал обратно и ожидал там увидеть хоть какое-то уважение. Я, вроде как, за них жизнью рисковал и все такое, а об меня каждый готов ноги вытереть. Все живут в своем гнилом мирке. Даже противно становится. Гадко видеть эти наглые, жирные рожи, которым человеческая жизнь и гроша не стоит. По всем каналам и радио крутят патриотические фильмы, речи о важности и престижности всей этой имперской армии, но на деле отношение к таким, как мы, ничуть не лучше, чем к куску мяса. Нам говорят о каких-то великих целях, которые мы тут преследуем. Мир, порядок и процветание для жителей нашей родины, но смотришь на все это и понимаешь — полнейший бред. Ничего мы не защищаем. Посмотри вокруг. Что хорошего за эти годы мы принесли этому месту? Мы просто убиваем людей за военные льготы и государственное жалование. И никто не ждет нашего возвращения… Я не нужен им там. Здесь я солдат, а там обыкновенный мусор. Никому не нужный и совершенно бесполезный… Каждый день мне снилась война: местные нападают на транспортер, кругом крики, стрельба, кровь. Мне не было страшно. Я чувствовал себя на своем месте. Просыпался утром и мечтал лишь об одном — вернуться обратно. Каждый месяц пишу рапорты о переводе в горячие точки. Каждый раз в разные места, но пока не одобряют. Мол, набрали уже достаточно пушечного мяса и не нуждаются в лейтенанте, — Беккер едко усмехнулся.
— Я тебя понимаю. По этой причине я штабистов и не люблю. Для них ведь жизнь человека не ценнее офисной бумаги. Но в мире есть не только штабисты. И не ради них я под пули лезу. Понимаешь?
— Понимать-то понимаю, но вот воодушевить меня у тебя этим явно не выйдет. Мне уже не помочь. Оттого и вернулся в эту дыру. Подальше от всего этого обывательского дерьма, что ждет меня в мирной жизни. Тут, на войне, хоть и своей грязи хватает, но люди настоящие. Им страшно, больно, тяжело. Ты чувствуешь все это и понимаешь — они настолько искренние, насколько это вообще возможно. Все дерьмо сразу наружу лезет, и ты видишь насквозь каждого. Знаешь, кому можно доверить жизнь, а кому и обед свой носить не позволишь.
— А вот с этим точно не поспоришь.
Наш диалог прервал нарастающий шум приближающегося винтокрыла.
— Кого это ещё принесло? — Беккер произнес это с тем же недовольством, с которым минуту назад отчитывал подчиненных.
Вокруг приземлившегося вертолета столпился весь незанятый личный состав. Сержанты и те, кто по праву мог считаться бывалыми вояками, были одеты совсем не так, как подобает, и им еще хватало ума красоваться в таком неопрятном виде перед прилетевшими офицерами!.. Я уже готовился мысленно к неизбежной воспитательной беседе о ненадлежащем контроле за солдатами. От этого на душе стало совсем паршиво.
А тем временем в нашу сторону, сломя голову, уже неслась Лисманн. Она чуть не сбила меня с ног, врезавшись в грудь, с трудом сохранила равновесие.
— Капитан, Вас… Вас… — запыхавшись, она не могла произнести ни единого внятного слова. — Вас там вызывают. Какой-то майор. Важный такой. В сером кителе. Разведка.
— Ну ты молодец! Хоть бы оделась по-человечески. Сейчас мне за вас попадет.
— Простите. Виновата, — она замерла передо мной, опустив глаза.
— Что застыла? Я сказал, привести себя в порядок!
— Так точно! — капрал мгновенно вышла из ступора и принялась развязывать узел из рукавов на поясе.
Я же подумал, что не стоит заставлять товарищей из разведки ждать, и заковылял в сторону приземлившегося вертолета.
Винтовую машину охраняли двое бравых гвардейцев в полной экипировке. Им сейчас жарко, невероятно жарко. Это ведь даже не адаптированный для жарких стран комплект, а вполне себе стандартный. Бэйн с каким-то парнем сидели рядом и уже делали ставки на то, через сколько их хватит тепловой удар.
Миновав посадочную зону, я вошел в командирскую палатку. Тут работал кондиционер, моя кожа немедленно ощутила резкое изменение температуры. В дальнем углу, у импровизированного окна, стояла невысокая фигура в сером кителе и фуражке, из-под воротника виднелся шарф.
— Вам не жарко? — ехидным голосом спросил я.
— Это, полагаю, вместо приветствия старшего по званию. Неплохо. Узнали меня?
— Твой проклятый шарф я за сотни миль узнаю. Майор Аккер? Давно не виделись.
Офицер обернулся. Это действительно был мой старый знакомый Брайн Аккер.
— Давно не виделись, Мартин. Как жизнь на поле боя?
— Давно ли ты стал интересоваться моей жизнью? Наши дороги разошлись сразу после академии. Ты выбрал путь вылизывания генеральских задниц, я пошел воевать. И судя по погонам, у тебя неплохо выходит.
— Не будь ты таким принципиальным и дерзким, сам был бы уже как минимум полковником.
— Спасибо. Мне и капитаном неплохо. Кстати, с каких это пор ты в сером?
— С недавних. Ты тоже скоро будешь, — скрестил руки на груди майор.
— В каком смысле? — я поднял бровь в недоумении.
— Меня прислали за тобой. Сам генерал Морган. Даже официальный перевод уже оформили. Осталось только доставить тебя самого.
— Вдруг вспомнили о старине Россе? С чего это вдруг? Знаешь, песок в заднице мешает только первое время. Потом привыкаешь.
— Обязательно внеси это в рапорт и расскажи доктору о своих интимных проблемах.
— Ой, да пошел ты!
Аккер иронично закатил глаза.
— Так ты мне и не ответил, майор, зачем генералу нужен именно я?
— Вот сам у него и спросишь. Собирай свое полотенце, мыло, и полетели обратно. Хотя, судя по твоему виду, этими атрибутами ты не пользуешься уже очень давно. Совсем одичал с этими пустынными варварами.
Я пропустил его насмешки мимо ушей и молча вышел на улицу.
По пути до моих скромных апартаментов с обеих сторон подскочили Лисманн и Бэйн.
— Капитан, а правда, что вас переводят? Покидаете нас? — перебивая друг друга, завопили они.
— Надо же, как быстро слухи разлетаются. Я сам две минуты назад об этом узнал, а сплетни уже вовсю ходят.
— Ну, так это правда?
— Увы, правда. Самому не хочется с вами расставаться, но приказ есть приказ.
Дальнейший путь до места назначения мы прошли, рассуждая на тему «как же без капитана тут будет скучно». Я, признаться, и сам буду по ним скучать. За то время, что я провел на этой заставе, Лисманн и Бэйн стали для меня кем-то большим, нежели просто подчиненные или даже друзья по службе. Я уже не мог воспринимать их как солдат, а они меня, как командира. Наши отношения отошли от уставных слишком далеко, и, с одной стороны, это грело мою душу посильнее раскаленного песка в полдень. Но с другой — ничего хорошего в этом ни для моей, ни для их службы не было. Да, мой уход должен пойти им на пользу.
Я быстро собрал вещи. Их было совсем немного — одна небольшая камуфляжная сумка.
Еще раз осмотревшись, я накинул лямку через плечо и побрел к выходу. Прямо у двери стояла Лисманн.
— Что? — вопросительно посмотрел я на неё.
— Зашла попрощаться с вами. Даже и не знаю, как теперь мы будем. Без вас.
— Ну не начинайте, капрал. Такое ощущение, что навсегда прощаемся. Я уверен, что мы еще увидимся, и даже не один раз.
— Хочется верить в это, — судя по голосу, она совсем расстроилась.
— Отставить грусть и пессимизм! Сказал, что еще увидимся, значит, так и будет.
— Хорошо, капитан. Знаете, вы всегда будете моим любимым командиром.
— А ты всегда будешь моим любимым капралом. Только Бэйну не говори, а то он заревнует.
Хелена улыбнулась. Затем подошла вплотную и обняла меня. Ее волнистые волосы скользнули мне в лицо.
Я слегка похлопал девушку по спине и еще раз попрощался.
На улице меня встретил Бэйн. С ним мы простились без лишних соплей. Обменялись парой фраз, пожали друг другу руки и разошлись, каждый своей дорогой.
***
Аккер предпочел не задерживаться в наших «дивных» краях. Завидев меня с сумкой через плечо, он сразу махнул рукой пилоту, и лопасти тяжелой машины пришли в движение. Я с детства боялся высоты и полетов соответственно, но только не на вертолетах. Этих стальных парней я любил и уважал как никого другого. Гражданские, военные, боевые или транспортные — не важно. Шум вращающихся лопастей был для меня чем-то родным и близким. Тем, что согревало душу. Конечно, такой любовью я проникся к ним неспроста. Всему виной мои теплые воспоминания о крупных битвах, в которых мне довелось принять участие. Когда твой отряд окружен, прижат к земле или попросту почти уничтожен, и надеяться уже не на что, вот тогда появляются они. Словно ангелы, сошедшие на землю и извергающие праведный гнев на врага, выжигая на своем пути целые кварталы, неся спасение и победу тем простым парням, что ещё отстреливаются внизу. После такого невольно начинаешь любить авиацию.
К слову, пилоты этих машин заслуживают отдельного уважения. Они смелее и безрассуднее самого больного придурка, какого только можно сыскать на всем свете.
В те времена, когда местные на юге еще осмеливались открыто противостоять имперской пехоте, именно грамотные и абсолютно бесстрашные пилоты поворачивали ход сражений в нужную сторону. В тот день, когда я воочию увидел их величие, мой отряд был отправлен на помощь угодившему в засаду взводу. Местным попал в руки бронированный джип с тяжелым пулеметом и парочка РПГ. Имперцы потеряли восемь человек и засели в общежитии местной фабрики, а эти стали их оттуда выковыривать. Взвод наших окружен, а мы не могли пробиться даже на соседнюю улицу, не говоря уже о чем-то большем. К общежитию собрался весь город. Мятежников там было не меньше сотни, а то и больше. Мой крохотный отряд не мог ничего противопоставить этому огромному стаду озверевших от кажущегося превосходства аборигенов, жаждущих нашей крови. Из каждого окна, из каждой щели торчал ствол чьей-то винтовки. Мятежники были напрочь отбитые. Безумная толпа, стрелявшая во все стороны, без всякой организации и системы, попадая в своих и в наших. Гораздо проще было бы скинуть туда бомбу и разнести весь квартал, все равно одни трущобы — рассадник заразы. Но своих бросать у нас не принято, даже если в спасательной операции погибнет больше людей, чем если бы мы никого не вытаскивали.
В тот день я мысленно похоронил всех, кто попал в ту мясорубку, ибо пробиться туда собственными силами было невозможно. Мы это понимали, но попыток не оставляли. Настал тот самый момент абсолютной безысходности, когда продолжаешь сражаться только из принципа и привычки — и именно тогда появился вертолет.
Он завис над покосившейся, из-за обрушения стены, крышей, на высоте буквально полуметра, и провисел так до тех пор, пока последний солдат не запрыгнул на борт, и все это под шквальным обстрелом из всех видов оружия.
Потом мы узнали, что второй пилот получил пять пуль и был отправлен на лечение в госпиталь. А первый был ранен в грудь, но не бросал управление до самого аэродрома, благополучно посадил машину и скончался по дороге в полевой лазарет.
Между наземной пехотой и экипажем вертолетов повсеместно сложились теплые отношения. Особенно это было распространено в тех регионах, где у врага недостаточно крупный арсенал, так что можно летать, не опасаясь быть подбитым из ПЗРК. В остальных частях дела обстояли иначе.
Мы добрались до городского аэропорта, который вот уже пятый год является опорной базой имперских сил в этой провинции. Место оживленное. Все бегают, суетятся. По взлетной полосе разъезжают служебные машины. За два последних месяца никаких столкновений с местными не случалось, так что могло бы быть и потише, но, видимо, у всей этой возни имелась иная причина.
Майор довольно быстро разобрался с бюрократической частью нашей поездки, и мы пересели в огромный транспортный самолет, который отбывал в столицу. На таких летает весь личный состав, от рядовых до генералов. Никаких тебе частных рейсов, удобных кресел, стюардесс и прочих прелестей гражданской авиации. Все довольно сердито. Большая радость, если тебе вообще удастся выбить сидячее место, в противном случае придется сидеть чуть ли не друг на друге. На этот раз мне повезло, и я занял место у самого края в хвостовой части самолета.
Прижавшись затылком к стенке, я не заметил, как уснул, и пребывал в забвении до самой посадки.
Аккер вручил мне конверт с документами о переводе и, пожелав удачи, растворился в толпе вояк.
Что же… Теперь я официально могу звать себя «серым кителем», а все мои поручения отныне имеют метку государственной важности, даже если это приказ о чистке сортира. Теперь и сортиры в моем владении являются имуществом государственной важности, и я имею полное право расстреливать подчиненных за его утрату. И это не просто слова. Формально так и есть, но, благо, за подобное никто еще под трибунал отдан не был.
Я прибыл по адресу, указанному в одной из бумаг в конверте, и остановился у входа в здание управления имперской разведки. Оно располагалось в одном из центральных районов города. Осмотревшись, я решил не спешить по своим делам и немного пройтись.
Смеркалось. Мегаполис приобретает свой неповторимый облик именно в темное время суток. Тысячи огней пестрой рекламы и неоновых вывесок, шум автомобилей. Я не был тут несколько лет, а казалось, что целую вечность. Вполне привычные для любого обывателя вещи стали мне чем-то чужим и необычным. Над проспектом возвышались столбы линии монорельса, переполненные составы проносились туда-сюда с мерным приглушенным гулом. Последний раз я пользовался монорельсом, еще не имея офицерского звания, и порядком подзабыл это ощущение.
По основным улицам, по двое, по трое шагали суровые гвардейцы в черной броне и шлемах с забралами, закрывающими лица. Это были те самые истинные бойцы полицейской гвардии. Многие называют гвардейцами всех, кто сопровождает и охраняет всяких важных персон, но на бумаге гвардейцами являются лишь эти мрачные служители порядка. В их обязанности входит: патрулирование улиц, противодействие преступности, подавление беспорядков и прочие вопросы, требующие силового вмешательства. Выглядят они более чем серьезно, и если местный житель не обращает на них особого внимания, привыкнув, то приезжему, мягко говоря, не по себе от людей с автоматами, которым в случае необходимости разрешено открывать огонь на поражение. С другой стороны, у нас самый низкий уровень уличной преступности. Имперское руководство с особым энтузиазмом подошло к вопросу безопасности.
В общем и целом, городская жизнь мало изменилась. Любой другой не обратит на этот пейзаж особого внимания, но только не после нескольких лет службы на дальних рубежах. Все, что я видел за это время, это голод, нищета и разруха. Мы всюду несли разрушения. Уничтожали до основания города и деревни, вместе со всеми несогласными любого возраста. Но и до нас те люди умирали от болезней, резали друг друга в борьбе за ресурсы, жили немногим лучше животных.
А вот сейчас, стоя в центре одного из крупнейших мегаполисов — венца творения человека, очень трудно осознать, что полмира разрушено войной, а половина оставшегося даже не знает такого выражения, как «цивилизованное общество».
Все эти мысли невольно навеяли грусть, на душе стало тяжело. Я ощутил нечто, схожее с тем, что описывал мне лейтенант. Я нахожусь тут всего ничего, а меня уже тянет обратно. От веселого настроя не осталось и следа. Единственное, чего мне хотелось сейчас — это закончить с бумагами и скорее уехать.
Я вновь пришел по нужному адресу. Меня приняли сразу.
В кабинете генерала было темно. Только настольная лампа бросала круг неяркого света на громоздкий письменный стол со стопками бумаг. Сам генерал стоял справа у окна спиной к двери.
— Генерал Морган, я капитан Росс. Прибыл по вашему приказу.
— Добрый вечер, Мартин, — вежливо поприветствовал он меня, медленно обернувшись.
Ну и рожа!
Высокий, худощавый, впалые щеки, нездорово-бледный цвет кожи. Несмотря на полумрак, рассеиваемый отсветами уличных фонарей, просачивающимися через неплотно занавешенное окно, можно было рассмотреть обильную седину и синяки под глазами. От его облика по моей спине пробежал холодок. Генерал выглядел по меньшей мере жутковато, а его пронзительный пустой взгляд по-настоящему пугал.
— Зачем я вам понадобился, что вы целый кортеж отправили?
— Вы нужны мне для одного дела государственной важности. Впрочем, другими мы и не занимаемся.
— Именно я? Чем заслужил такую честь?
— Майор Аккер лично рекомендовал вашу кандидатуру, — Морган присел за свой стол.
— Майор сказал то же самое о вас.
— Мне известно, что последнее время вы служили на юге. Что-нибудь интересного наблюдали? — сменил тему генерал.
— Все как обычно. Ничего интересного, — коротко доложил я.
— Вы не поняли меня. Мы сейчас без протокола общаемся. Расскажите мне о ваших мыслях, о чувствах, которые вас посещали, — Морган жестом предложил мне сесть.
— Пожалуй… Да, кое-что я действительно заметил, это долго не давало мне покоя. Не дает и сейчас. Мы пришли к этим людям не как завоеватели. Мы принесли в их края мир и порядок. Мы делились с ними продовольствием, пытались наладить отношения, но они встретили нас с оружием в руках. Грязные, нищие, больные люди, которые делали все возможное, чтобы навредить и себе, и нам. Я не понимаю этого. Мы несем процветание, а они отказываются от него в пользу невежества, разрухи и животного образа жизни. Порой мне казалось, что они вообще не люди. Не такие, как мы с вами. Совершенно дикие создания.
— Вы недалеки от истины, капитан. Они действительно не люди. Не такие, как мы. Они давно утратили то, что отличает их от зверей. А знаете, что привело их к такой жизни? Отсутствие порядка, навязанная им свобода. Свобода слова, свобода мысли и поступков. Эта страшная зараза, с которой мы боремся уже на протяжении двадцати лет. Свобода развращает человека, заставляет его думать, что он лучше других, и позволяет ему делать ужасные вещи. Свобода рождает вседозволенность, а это приводит к страшным последствиям. Именно поэтому мы живем лучше остальных. Спокойнее, чище. Нашему социуму противна даже мысль о свободе. Только так можно построить сильное и процветающее общество. А все несогласные должны быть уничтожены. Как вы считаете?
— Я считаю, что нужно уничтожать всех, кто представляет угрозу нашему государству. Но убивать простых людей…
— Каждый несогласный опасен для нашей страны не меньше, чем безумец с оружием в руках. Такие люди недовольны и несут это недовольство в массы. Они не работают на благо империи, а налоги честных граждан тратятся на содержание таких вот животных. Все несогласные без исключения должны уничтожаться.
— Возможно, вы правы. Это трудная тема.
— В этом нет ничего трудного. Просто взгляните на их мир. За что они сражаются? За свободу, ради свободы. Фанатики. Они гробят свои жизни, жизни своих близких и жизни наших солдат ради права жить в дерьме. Насколько же глупым надо быть, чтобы следовать этой примитивной логике. Если бы все так рассуждали, человечество так и не выбралось бы из каменного века.
— Это все очень интересно, но к чему сам разговор? Ведь вы меня позвали не для идеологических дискуссий.
— То место, в которое вас отправят, может сильно пошатнуть ваше мировоззрение. Я просто хочу, чтобы вы были верны себе и своей стране.
— И что это за место?
— Провинция Лайна. Командование отправляет туда пятый корпус разведки, и вы нужны там как полевой командир. Самолет завтра утром. Брифинг получите на месте.
__________
